Здесь в ладоши бьют нещадно,
Тут и крики, смех, и стон.
Нынче клоун беспощадный
Заводил аттракцион.
Он вертелся на опилках,
Бог кривляний и затей,
А затем бросал в копилку
Слезы маленьких детей.
И быстрей любого вора,
Ковыляя, как горбун
Ловит он рукой проворной
Смех, сорвавшийся с трибун.
Да, триумф его огромен,
Оглушителен успех.
Чем безжалостнее клоун,
Тем разнузданнее смех.
Только что все это значит?
И кому это во вред?
Ну кривляется, ну скачет
Дерзкий клоун на ковре.
Нет, совсем он не невинен,
Нечисты его глаза.
Он из зала душу вынул
И ногами растоптал.
Он с набеленным лицом
Выбегая на поклоны,
Снова чувствует себя
Императором Нероном.
Будто это Колизей,
А не пыльная арена,
Будто держит он в руках
Нити тысяч жизней бренных.
Тут и крики, смех, и стон.
Нынче клоун беспощадный
Заводил аттракцион.
Он вертелся на опилках,
Бог кривляний и затей,
А затем бросал в копилку
Слезы маленьких детей.
И быстрей любого вора,
Ковыляя, как горбун
Ловит он рукой проворной
Смех, сорвавшийся с трибун.
Да, триумф его огромен,
Оглушителен успех.
Чем безжалостнее клоун,
Тем разнузданнее смех.
Только что все это значит?
И кому это во вред?
Ну кривляется, ну скачет
Дерзкий клоун на ковре.
Нет, совсем он не невинен,
Нечисты его глаза.
Он из зала душу вынул
И ногами растоптал.
Он с набеленным лицом
Выбегая на поклоны,
Снова чувствует себя
Императором Нероном.
Будто это Колизей,
А не пыльная арена,
Будто держит он в руках
Нити тысяч жизней бренных.