Шым:
а я гадал весь день - к чему рвались крючки,
к чему дыра в садке дома я понял таки,
у дощатой стены ночь, на корточках сидя,
были слепы глаза, а теперь они видят,
как дороги эти бёдра, что сплели паутину узорами,
в ней дрожащие выдохи стынут, и вторят им
вереницей ударов сердца. Смотри, стерва, ЧТО
ты порвала бегством!
молчит камыш, над степью чёрный купол.
ещё минута. моток верёвки стукнул глухо
о брюхо лодки, в уключины уселись вёсла туго,
пора за блудной туда где пьяно и людно.
продираясь сквозь пляски, визгливой свары,
круги хороводов орущих в пьяном угаре,
через звериный разгул хмельного крика и смрада
сквозь людскую толпу- дурное дикое стадо-
блесни на миг среди душ прелых,
ведь ты всегда в этом костре ярче всех горела!
хотя бы голос твой, взмах руки, колени!
в ответ мелькают блики, силуэты тени.
Влади:
в попыхах, с хрипом дыхания, с пленной на руках,
с её бранью пьяной, с её локтями, связанными
за коленом узами и горьким пленом.
вниз бегом до берега где река,
могла бы их оберегать наверняка
от упрёков прохожих на пути, громко
встревоженных воплями: 'отпусти!'
вот он отчалил, она бьётся отчаяно
о борта лодки плечами, изо рта,
в порыве рвотного рычания,
клонит голову над гладью,
жалея нового платья,
пришла в себя, улеглось. и давай опять:
' Оставь меня, брось! В городе дамы нарядные
лезут в толпу сплошную, а ты всё 'ну их!',
вцепился в сестру родную, там румянами
одна аж сияет вся, ну зачем ты со мной нянчишься,
с пьяницей, уже бы задушил, утопил, без разницы
в этой глуши! мне среди людей нравится...'
заметила его глаза, залитые потом,
услышала свою речь, пьяную с икотой,
потом сонно, сипло "барыню" затянула,
смолкла, сникла, на полуслове уснула,
и он был рад себя всего тратить,
ради того чтоб любоваться ею в нарядном платье,
с детства знакомые, скоро с дрожью истомной
тесно лягут рядом, дома...
Хамиль:
оглушая тишиной тихого омута,
ослепляя красотой грозового облака,
из глуши к большим огням города,
веселье сюда так и тянет волоком
оглушая тишиной тихого омута,
ослепляя красотой грозового облака,
прячь меня, словно петлю за воротом
от тех рук, что уведут в родное логово
оглушая тишиной тихого омута,
ослепляя красотой грозового облака,
из глуши к большим огням города,
веселье сюда так и тянет волоком
оглушая тишиной тихого омута,
ослепляя красотой грозового облака,
прячь меня, словно петлю за воротом
от тех рук, что уведут в родное логово
а я гадал весь день - к чему рвались крючки,
к чему дыра в садке дома я понял таки,
у дощатой стены ночь, на корточках сидя,
были слепы глаза, а теперь они видят,
как дороги эти бёдра, что сплели паутину узорами,
в ней дрожащие выдохи стынут, и вторят им
вереницей ударов сердца. Смотри, стерва, ЧТО
ты порвала бегством!
молчит камыш, над степью чёрный купол.
ещё минута. моток верёвки стукнул глухо
о брюхо лодки, в уключины уселись вёсла туго,
пора за блудной туда где пьяно и людно.
продираясь сквозь пляски, визгливой свары,
круги хороводов орущих в пьяном угаре,
через звериный разгул хмельного крика и смрада
сквозь людскую толпу- дурное дикое стадо-
блесни на миг среди душ прелых,
ведь ты всегда в этом костре ярче всех горела!
хотя бы голос твой, взмах руки, колени!
в ответ мелькают блики, силуэты тени.
Влади:
в попыхах, с хрипом дыхания, с пленной на руках,
с её бранью пьяной, с её локтями, связанными
за коленом узами и горьким пленом.
вниз бегом до берега где река,
могла бы их оберегать наверняка
от упрёков прохожих на пути, громко
встревоженных воплями: 'отпусти!'
вот он отчалил, она бьётся отчаяно
о борта лодки плечами, изо рта,
в порыве рвотного рычания,
клонит голову над гладью,
жалея нового платья,
пришла в себя, улеглось. и давай опять:
' Оставь меня, брось! В городе дамы нарядные
лезут в толпу сплошную, а ты всё 'ну их!',
вцепился в сестру родную, там румянами
одна аж сияет вся, ну зачем ты со мной нянчишься,
с пьяницей, уже бы задушил, утопил, без разницы
в этой глуши! мне среди людей нравится...'
заметила его глаза, залитые потом,
услышала свою речь, пьяную с икотой,
потом сонно, сипло "барыню" затянула,
смолкла, сникла, на полуслове уснула,
и он был рад себя всего тратить,
ради того чтоб любоваться ею в нарядном платье,
с детства знакомые, скоро с дрожью истомной
тесно лягут рядом, дома...
Хамиль:
оглушая тишиной тихого омута,
ослепляя красотой грозового облака,
из глуши к большим огням города,
веселье сюда так и тянет волоком
оглушая тишиной тихого омута,
ослепляя красотой грозового облака,
прячь меня, словно петлю за воротом
от тех рук, что уведут в родное логово
оглушая тишиной тихого омута,
ослепляя красотой грозового облака,
из глуши к большим огням города,
веселье сюда так и тянет волоком
оглушая тишиной тихого омута,
ослепляя красотой грозового облака,
прячь меня, словно петлю за воротом
от тех рук, что уведут в родное логово