Не хотел я пить, но пятница,
И к тому ж зашёл сосед.
Он поэт, а значит, пьяница,
Рифмы есть, а денег нет.
«Треснем, - говорит, - водки для потенции
Да поговорим ладком
О судьбе интеллигенции
В государстве воровском».
Как с ним не выпить! Бегает, как маятник,
В глазах горят бенгальские огни.
Ну, выходные, сами понимаете -
У мужиков критические дни.
По российской по традиции
Пили много, наповал.
Он надрался до кондиции,
А потом запричитал:
«Ой же сироты мы, сироты!
Это ж при живой стране!
Эх, до чего же эти ироды
Толерантные ко мне!»
Глянь, как они за Родину радели:
Перестроили бардак в бордель
И совсем бедняги похудели,
Но без буквы «п» и буквы «д».
Похудели, похудели, похудели,
Но без буквы «п» и буквы «д».
Не по лжи я жил, как следует,
Был горой за них всегда
И на каждом референдуме
Отвечал: «Да! Да! Нет! Да!».
Где ж вы, бедные иллюзии,
Либеральные мои?
Так реформами контузило,
Что нет напора у струи.
Уже стемнело, мы прилично с ним натрескались
И наливали мимо рюмок наугад.
Он все шумел, косил под Чернышевского:
«Что делать, блин, и кто, блин, виноват?»
Он сказал: «Вставай, такой-сякой!», -
И пошли мы с ним в народ.
Он - с ненормативной лексикой,
Словно с песней, шел вперед.
Где, - кричал, - культурная общественность,
Вновь по кухням, вновь молчит?
А, сохранить хотите девственность
И оргазм получить! - Так не бывает.
Он написал на зданье тайной канцелярии:
«Даёшь капитализм с человеческим лицом!»,
Пририсовал зачем-то гениталии
В кубистском стиле, хренов Пикассо.
Поздно ночью мы пришли домой,
В коридоре я уснул без сил.
Ну, жена спросила, что со мной,
Тут сосед ей объяснил:
«Видишь ли, - говорит, - в стране тенденция,
Просто стыдно говорить: спит теперь интеллигенция,
Ну, а так как нету Герцена,
Значит, некому будить».
А жена говорит:
«Я вам, гадам, буду Герценом,
И эсеркою Каплан,
И Чубайсом вместе с Ельциным.
Марш, мерзавцы, по углам!»
У жены я спрашивал, где моя любимая.
Мне жена ответила скалкой между глаз.
А я у скалки спрашивал, где моя любимая.
В общем, выпил лишнего. Скорбный мой рассказ.
Вновь подойдёт к концу неделя быстротечная.
Пойду к соседу, вот он будет рад,
И дорешаем мы вопросы вечные,
«Что делать, блин, и кто, блин, виноват?»
И к тому ж зашёл сосед.
Он поэт, а значит, пьяница,
Рифмы есть, а денег нет.
«Треснем, - говорит, - водки для потенции
Да поговорим ладком
О судьбе интеллигенции
В государстве воровском».
Как с ним не выпить! Бегает, как маятник,
В глазах горят бенгальские огни.
Ну, выходные, сами понимаете -
У мужиков критические дни.
По российской по традиции
Пили много, наповал.
Он надрался до кондиции,
А потом запричитал:
«Ой же сироты мы, сироты!
Это ж при живой стране!
Эх, до чего же эти ироды
Толерантные ко мне!»
Глянь, как они за Родину радели:
Перестроили бардак в бордель
И совсем бедняги похудели,
Но без буквы «п» и буквы «д».
Похудели, похудели, похудели,
Но без буквы «п» и буквы «д».
Не по лжи я жил, как следует,
Был горой за них всегда
И на каждом референдуме
Отвечал: «Да! Да! Нет! Да!».
Где ж вы, бедные иллюзии,
Либеральные мои?
Так реформами контузило,
Что нет напора у струи.
Уже стемнело, мы прилично с ним натрескались
И наливали мимо рюмок наугад.
Он все шумел, косил под Чернышевского:
«Что делать, блин, и кто, блин, виноват?»
Он сказал: «Вставай, такой-сякой!», -
И пошли мы с ним в народ.
Он - с ненормативной лексикой,
Словно с песней, шел вперед.
Где, - кричал, - культурная общественность,
Вновь по кухням, вновь молчит?
А, сохранить хотите девственность
И оргазм получить! - Так не бывает.
Он написал на зданье тайной канцелярии:
«Даёшь капитализм с человеческим лицом!»,
Пририсовал зачем-то гениталии
В кубистском стиле, хренов Пикассо.
Поздно ночью мы пришли домой,
В коридоре я уснул без сил.
Ну, жена спросила, что со мной,
Тут сосед ей объяснил:
«Видишь ли, - говорит, - в стране тенденция,
Просто стыдно говорить: спит теперь интеллигенция,
Ну, а так как нету Герцена,
Значит, некому будить».
А жена говорит:
«Я вам, гадам, буду Герценом,
И эсеркою Каплан,
И Чубайсом вместе с Ельциным.
Марш, мерзавцы, по углам!»
У жены я спрашивал, где моя любимая.
Мне жена ответила скалкой между глаз.
А я у скалки спрашивал, где моя любимая.
В общем, выпил лишнего. Скорбный мой рассказ.
Вновь подойдёт к концу неделя быстротечная.
Пойду к соседу, вот он будет рад,
И дорешаем мы вопросы вечные,
«Что делать, блин, и кто, блин, виноват?»