Боком по асфальту разъезжаются мечты,
От кожи содранной палёным, да кровавые плевки,
А всё без разницы - босыми коридорами плутать
От двери к двери. В ватно-марлевой повязке меня ты
И не узнаешь. Только лампочка мигнёт. Стакан об пол.
Пошлют по матери, накроют скатерть новую на стол.
Я отстрелялся!
Всем парнишка приказал счастливо долго жить!
Счастье было в детстве. Сапогами по лицу
Писала жизнь рассказ чердачный про печали и тоску.
На этикетке расписался я под цифрой «33».
В душе - романтика! Держи карман! Сопли подотри!
С причала прогудит корабль, солнце красное - в залив!
Спасибо маме, что здорова, другану - за то, что жив!
Я отстрелялся!
Мир наш настолько мал, что глупо говорить «прощай»,
С моря дожди придут и смоют, сколько не мечтай,
Письма вернутся к нам же в руки, сколько не пиши,
А содранным коленкам и ладошкам снова быть,
У нас на всех зелёнки хватит, только пой, бл.., и пляши.
Я отстрелялся!
От кожи содранной палёным, да кровавые плевки,
А всё без разницы - босыми коридорами плутать
От двери к двери. В ватно-марлевой повязке меня ты
И не узнаешь. Только лампочка мигнёт. Стакан об пол.
Пошлют по матери, накроют скатерть новую на стол.
Я отстрелялся!
Всем парнишка приказал счастливо долго жить!
Счастье было в детстве. Сапогами по лицу
Писала жизнь рассказ чердачный про печали и тоску.
На этикетке расписался я под цифрой «33».
В душе - романтика! Держи карман! Сопли подотри!
С причала прогудит корабль, солнце красное - в залив!
Спасибо маме, что здорова, другану - за то, что жив!
Я отстрелялся!
Мир наш настолько мал, что глупо говорить «прощай»,
С моря дожди придут и смоют, сколько не мечтай,
Письма вернутся к нам же в руки, сколько не пиши,
А содранным коленкам и ладошкам снова быть,
У нас на всех зелёнки хватит, только пой, бл.., и пляши.
Я отстрелялся!