Горбатый карлик рыдал в ночлежке, мешая прочим уснуть, Внезапно вспомнив, скрипя зубами, в дыму и мраке Те дни, когда капитаном был он и в дальний трогался путь,
Грыз мундштук и помнил девушку из Нагасаки.
И был его китель белее снега, и рука, смугла и тверда,
Держала крепко все то, что в жизни необходимо.
Встречали ласковые, как гейши, портовые города,
Все было в кайф, но чужие крылья свистели мимо...
Припев: А полет журавлика так же прям,
Как и тысячу лет назад,
Мирозданью плевать - кто в небесный сад,
Кто на нары...
Все равно полет журавлика прям,
Как и тысячу лет назад,
Так улетай, журавушка, улетай -
Сайонара...
На халяву сладок и уксус - этот тезис с детства знаком
Всем умным мира, чьи морды в сале, чье право свято
Питаться чужими живыми снами, давясь кровавым куском
Смурно и слепо, как вошь в окопе грызет солдата.
А с тобой все будет просто и больно, как укус гремучей змеи:
Проснешься ночью с угрюмым знаньем, что взлет доступен.
Навстречу радугой брызнут звезды и изрежут щеки твои,
Лети, журавушка, - грудь Вселенной туга, как бубен...
Грыз мундштук и помнил девушку из Нагасаки.
И был его китель белее снега, и рука, смугла и тверда,
Держала крепко все то, что в жизни необходимо.
Встречали ласковые, как гейши, портовые города,
Все было в кайф, но чужие крылья свистели мимо...
Припев: А полет журавлика так же прям,
Как и тысячу лет назад,
Мирозданью плевать - кто в небесный сад,
Кто на нары...
Все равно полет журавлика прям,
Как и тысячу лет назад,
Так улетай, журавушка, улетай -
Сайонара...
На халяву сладок и уксус - этот тезис с детства знаком
Всем умным мира, чьи морды в сале, чье право свято
Питаться чужими живыми снами, давясь кровавым куском
Смурно и слепо, как вошь в окопе грызет солдата.
А с тобой все будет просто и больно, как укус гремучей змеи:
Проснешься ночью с угрюмым знаньем, что взлет доступен.
Навстречу радугой брызнут звезды и изрежут щеки твои,
Лети, журавушка, - грудь Вселенной туга, как бубен...