Большой широкий город, магистрали и дома,
Гусары в окна, бесполезная тюрьма,
Зеленым яблоком железо запоет.
Ты станешь слаще.
А я пропала без вести в японских лагерях,
Пропала голубем, синицею в руке,
Я застывала в ожидании тебя
Неблагодарно.
С тобой проводит ночи 31 весна.
И без сомнения ревнует ко всему,
И без сомнения ревнует ко всему,
Бьет стекла.
А я прощаюсь с городом просоленным, куда
В любое время не доходят поезда.
И губы часто здесь обветрены мои
Бывали.
Рассвет. В соломе крылья паутина провода.
Я мягким тигром сторожу тебя в окне.
И обалдевшая от нежности вода
Несовершенна.
А я к тебе стремлюсь, я нагибаюсь до земли,
Я в этом марте, в этом марте навсегда.
И одуревшие дрейфуют корабли
Неблагодарно.
С тобой проводит ночи 31 весна.
И без сомнения ревнует ко всему,
И без сомнения ревнует ко всему,
Бьет стекла.
А я прощаюсь с городом просоленным, куда
В любое время не доходят поезда.
И губы часто здесь обветрены мои
Бывали.
Гусары в окна, бесполезная тюрьма,
Зеленым яблоком железо запоет.
Ты станешь слаще.
А я пропала без вести в японских лагерях,
Пропала голубем, синицею в руке,
Я застывала в ожидании тебя
Неблагодарно.
С тобой проводит ночи 31 весна.
И без сомнения ревнует ко всему,
И без сомнения ревнует ко всему,
Бьет стекла.
А я прощаюсь с городом просоленным, куда
В любое время не доходят поезда.
И губы часто здесь обветрены мои
Бывали.
Рассвет. В соломе крылья паутина провода.
Я мягким тигром сторожу тебя в окне.
И обалдевшая от нежности вода
Несовершенна.
А я к тебе стремлюсь, я нагибаюсь до земли,
Я в этом марте, в этом марте навсегда.
И одуревшие дрейфуют корабли
Неблагодарно.
С тобой проводит ночи 31 весна.
И без сомнения ревнует ко всему,
И без сомнения ревнует ко всему,
Бьет стекла.
А я прощаюсь с городом просоленным, куда
В любое время не доходят поезда.
И губы часто здесь обветрены мои
Бывали.