Умирая во сне, я часто шепчу о любви,
Но верю в любовь, пока она далеко.
Одиночество спит у меня на прохладной груди.
Я лежу, я курю, медитирую, я вникаю в окно.
Припев:
О-па! О-па!
О где же, где же ты, Европа?
Смотрю задумчиво в окно,
Но заколочено оно.
Эй, жертва огня! Прикрути свой назойливый свет.
Как жалок твой крик, как, однако, мудра тишина.
Ты жаждешь свободы, ты пьешь, ты ползешь за ней вслед.
Ты тоскуешь, родимый, но не ведаешь, как эта баба страшна.
Припев:
При слове "добро" я привычно впадаю в стресс.
Россия-красавица, ты же мрачнее чумы.
Я только на кладбище верю в прогресс,
И вижу, как вам далеко еще до весны.
Я знаю народ, я все про него прочитал,
Лишь просвещенье и соки способны его изменить.
Народ меня ждет, да я, к сожаленью, устал.
О, только не надо меня, пожалуйста, бить.
О-па! О-па! Разбитые очки.
О-па! О-па! Сгораю от тоски.
Но верю в любовь, пока она далеко.
Одиночество спит у меня на прохладной груди.
Я лежу, я курю, медитирую, я вникаю в окно.
Припев:
О-па! О-па!
О где же, где же ты, Европа?
Смотрю задумчиво в окно,
Но заколочено оно.
Эй, жертва огня! Прикрути свой назойливый свет.
Как жалок твой крик, как, однако, мудра тишина.
Ты жаждешь свободы, ты пьешь, ты ползешь за ней вслед.
Ты тоскуешь, родимый, но не ведаешь, как эта баба страшна.
Припев:
При слове "добро" я привычно впадаю в стресс.
Россия-красавица, ты же мрачнее чумы.
Я только на кладбище верю в прогресс,
И вижу, как вам далеко еще до весны.
Я знаю народ, я все про него прочитал,
Лишь просвещенье и соки способны его изменить.
Народ меня ждет, да я, к сожаленью, устал.
О, только не надо меня, пожалуйста, бить.
О-па! О-па! Разбитые очки.
О-па! О-па! Сгораю от тоски.