Мне говорили то, что все мои грехи
Перед лицом искусства слишком велики.
Мне говорили то, что мой вокальный дар
Действует на головы, как солнечный удар.
Ох, уже эти мне друзья-товарищи,
Все, все, все, все знающие,
С камушком за пазухой и с фигой за спиной,
И с одной на всех извилиной.
Пусть говорят тебе доброжелатели,
Что все твои стремленья нежелательны.
Ты их не слушай, успокойся и дерзай,
И всех доброжелателей подальше посылай.
Ох, уже эти мне доброжелатели,
Прорицатели, советодатели,
С камушком за пазухой и с фигой за спиной,
И с одной на всех извилиной.
Мне говорили то, что все мои грехи
Перед лицом искусства слишком велики.
Мне говорили то, что я не так пою,
А я пою и столько лет на них на всех плюю.
Мне говорили то, что я не так дышу,
А я стою, пою, дышу, играю и пляшу.
Мне говорили то, что я не так дышу,
А я стою, пою, дышу, играю и пляшу.
Вот так!
Перед лицом искусства слишком велики.
Мне говорили то, что мой вокальный дар
Действует на головы, как солнечный удар.
Ох, уже эти мне друзья-товарищи,
Все, все, все, все знающие,
С камушком за пазухой и с фигой за спиной,
И с одной на всех извилиной.
Пусть говорят тебе доброжелатели,
Что все твои стремленья нежелательны.
Ты их не слушай, успокойся и дерзай,
И всех доброжелателей подальше посылай.
Ох, уже эти мне доброжелатели,
Прорицатели, советодатели,
С камушком за пазухой и с фигой за спиной,
И с одной на всех извилиной.
Мне говорили то, что все мои грехи
Перед лицом искусства слишком велики.
Мне говорили то, что я не так пою,
А я пою и столько лет на них на всех плюю.
Мне говорили то, что я не так дышу,
А я стою, пою, дышу, играю и пляшу.
Мне говорили то, что я не так дышу,
А я стою, пою, дышу, играю и пляшу.
Вот так!