Мы связаны, Агнешка, давно одной судьбою.
В прощеньи и в прощанье, и в смехе и в слезах.
Когда трубач над Краковом возносится с трубою,
Хватаюсь я за саблю с надеждою в глазах.
Прошу у Вас прошенья за долгое молчанье,
За быстрое прощанье, за поздние слова...
Нам время подарило пустые обещанья;
От них у нас, Агнешка, кружится голова.
Потертые костюмы сидят на нас прилично,
И смотрят наши сестры, как Ярославна, вслед,
Когда под скрип гармоник уходим мы привычно
Сражаться за свободу в свои семнадцать лет.
( Свобода бить посуду, не спать всю ночь свобода.
Свобода выбрать поезд и презирать коней.
Нас обделила с детства иронией природа.
Есть высшая свобода, и мы идем за ней.
)
Над Краковом убитый трубач трубит бессменно.
Любовь его бессмертна, сигнал тревоги чист.
Мы школьники, Агнешка, и скоро перемена.
И чья-то радиола наигрывает твист.
В прощеньи и в прощанье, и в смехе и в слезах.
Когда трубач над Краковом возносится с трубою,
Хватаюсь я за саблю с надеждою в глазах.
Прошу у Вас прошенья за долгое молчанье,
За быстрое прощанье, за поздние слова...
Нам время подарило пустые обещанья;
От них у нас, Агнешка, кружится голова.
Потертые костюмы сидят на нас прилично,
И смотрят наши сестры, как Ярославна, вслед,
Когда под скрип гармоник уходим мы привычно
Сражаться за свободу в свои семнадцать лет.
( Свобода бить посуду, не спать всю ночь свобода.
Свобода выбрать поезд и презирать коней.
Нас обделила с детства иронией природа.
Есть высшая свобода, и мы идем за ней.
)
Над Краковом убитый трубач трубит бессменно.
Любовь его бессмертна, сигнал тревоги чист.
Мы школьники, Агнешка, и скоро перемена.
И чья-то радиола наигрывает твист.