Опять один в постели полусонной,
Во тьме ночной лишь стук шальных копыт.
Давно лежит на золотых погонах
Парижских улиц вековая пыль.
Парижских улиц вековая пыль.
Блестящие тускнеют офицеры,
Как говорится, Боже, даждь нам днесь.
Уже не так изысканны манеры -
Остались только выправка да честь.
Остались только выправка да честь.
Я жив, мой друг, покоен и свободен,
Но стал мне часто сниться странный сон:
На водопой по василькам уводит
Седой денщик коня за горизонт.
Осенним утром псовая охота.
Борзые стелют, доезжачих крик.
Густой туман спустился на болота,
Где ждут своих тетерок глухари.
Кто мы с тобою здесь на самом деле?
Один вопрос, и лишь один ответ:
Mon cher ami, мы здесь с тобой Мишели,
Здесь нет Отечества и отчеств тоже нет.
Не привыкать до первой крови драться,
Когда пробьют в последний раз часы...
Но, господа, как хочется стреляться
Среди березок средней полосы.
Во тьме ночной лишь стук шальных копыт.
Давно лежит на золотых погонах
Парижских улиц вековая пыль.
Парижских улиц вековая пыль.
Блестящие тускнеют офицеры,
Как говорится, Боже, даждь нам днесь.
Уже не так изысканны манеры -
Остались только выправка да честь.
Остались только выправка да честь.
Я жив, мой друг, покоен и свободен,
Но стал мне часто сниться странный сон:
На водопой по василькам уводит
Седой денщик коня за горизонт.
Осенним утром псовая охота.
Борзые стелют, доезжачих крик.
Густой туман спустился на болота,
Где ждут своих тетерок глухари.
Кто мы с тобою здесь на самом деле?
Один вопрос, и лишь один ответ:
Mon cher ami, мы здесь с тобой Мишели,
Здесь нет Отечества и отчеств тоже нет.
Не привыкать до первой крови драться,
Когда пробьют в последний раз часы...
Но, господа, как хочется стреляться
Среди березок средней полосы.